Повелитель аналоговых синтезаторов и король модерн-фанка Dâm-Funk (он же Дэмион Риддик) уже давно является легендарным персонажем в родном Лос-Анджелесе. Пару лет назад его легенда, c помощью отличного альбома The Future, начала распространяться по всему миру. Во время своего летнего европейского турне Dâm-Funk, наконец-то, доедет и до Москвы, где выступит на вечеринке Red Bull Music Academy. DJMag позвонил Дэмиону в Лос-Анджелесе, чтобы выяснить, легко ли верить в фанк в 21 веке?

Расскажи о своем творческом процессе.

У меня, в отношении творчества, просто прекрасная ситуация. Своя домашняя студия и все такое. Я могу проводить в ней недели напролет, и лучшего места на Земле для меня не существует.

А ты испытываешь муки творчества, просто ли для тебя вот так, например, взять и написать песню или сделать ремикс, или приходится себя заставлять?

Парень, я занимаюсь музыкой много-много лет. И занимаюсь ею исключительно в свое удовольствие. Ты даже не представляешь себе, какой для меня это кайф – сидеть в студии и записывать песню.

Расскажи про свои вечеринки Funkmosphere. Что на них происходит, и кто туда ходит?

 Ну, они происходят в небольшом баре. И туда приходит самая разная публика, от местных котов до туристов. Знаешь, основная идея этой вечеринки – показать людям, что клубная музыка это не обязательно агрессивная музыка с качающими басами. Мне вообще кажется, что современная дискотечная музыка максимально заточена для парней, но самое главное в клубе, чтобы дамочки танцевали! Так вот, я хочу делать идеальную дискотеку для дамочек!

А тебе не кажется, что люди уже немного устали от переполненной басами клубной музыки? За последние несколько лет в клубах уже, кажется, давно пройден безопасный для здоровья уровень баса, и куда еще дальше можно двигаться в этом направлении абсолютно не понятно. 

Так и есть. Знаешь, с басом тут такая же история, как с едой. Сначала все старались делать еду пожирнее, да посытнее. На этой волне закусочные вроде Мака или Бургер Кинга стали гигантами. Сейчас все понимают, что диета из жирного до добра не доведет. То же самое, я надеюсь, будет и с музыкой. Именно поэтому нео-фанк и нео-буги становятся все более популярными во всем мире.

А тебе не кажется проблемой то, что слово фанк, как и слово соул, для обычного человека означают этаких ретро парнишек в клешах с афро прическами?

Да, в этом есть проблема. Для многих людей слово фанк – это буквально Мэйфилд Кертис и Джордж Клинтон. Они одни из самых моих любимых артистов, но фанк это целая вселенная, и там есть очень много чего другого. Именно поэтому я старюсь не играть всем известные хиты, а знакомить людей с чем-то новым. Я, например, сейчас не играю Майкла Джексона совсем. Такие финты, конечно, не слишком хороши для бизнеса. Но это мой концепт – давать людям музыку разных жанров и видеть, как грув захватывает их. Если в музыке есть грув, а я, уж поверь, стараюсь находить такие песни, чтобы он был, он рано или поздно увлечет человека. И не важно, знает ли он эту музыку или слышит в первый раз.

А ты считаешь свою музыку отражением культуры Лос-Анджелеса? 

Ну да, конечно, этот город часть меня, его погода, природа и расслабленная атмосфера. Но вообще моя музыка скорей отражение каких-то фантастических миров и моих мечтаний. Ты знаешь, я чертовски люблю пребывать в мечтательном настроении, когда твой разум полностью открыт, и твоя душа, кажется, вот-вот отделится от тела и улетит далеко-далеко. Туда, где нет печали и тревог. Мои вещи – это, по большому счету, и есть такие путешествия.

Я слышал, ты рос в одном из самых неблагополучных районов Лос-Анджелеса, и у тебя была очень непростая молодость.

Да, это так. Во времена, когда я был подростком, был бум крека. Эта дрянь буквально уничтожала молодежь. Я жил в Пасадене, неподалеку от стадиона Доджерс, тогда это был в целом район среднего класса. Но преступность тогда зашкаливала за всякие разумные пределы. Малолетки, под угрозой оружия, запросто вышвыривали хозяев из их машин, только лишь ради того, чтобы получить очередную дозу. О том, сколько я видел всяких ужасных фриков, лучше и не вспоминать. На дискотеках то и дело начиналась стрельба, и все моментально разбегались по домам. Было жестко. Но я не люблю это вспоминать. Да, это было настоящее дерьмо, но зачем о нем говорить? Было и много хорошего, тогда появилась масса хорошей музыки.

Но ты каким-то образом находил общий язык с бандами? 

Это удивительно, но да. Я уже тогда был полностью погружен в музыку и не сильно интересовался всей этой дрянью. Но могу тебе сказать, что уже тогда у меня был девиз – уважай других, и все будут уважать тебя. Я уважал бандитов, этих вальяжных котов, и не боялся их, и они относились ко мне с уважением.

Насчет социальных проблем, как ты думаешь, может ли музыка быть лекарством для социальных болезней?

Это очень хороший вопрос. Я думаю, что музыка обладает невероятной силой. Я также думаю, что эта сила не всегда используется во благо. Но я глубоко верю в то, чувак, что музыка может сделать людей гораздо добрей и заставить их гораздо сильней чувствовать то, что происходит вокруг. Ради того, чтобы донести это, я и существую на этой планете. Так что, да – музыка может быть лекарством.

У тебя, наверное, есть какие-то стереотипы и клише о России, Москве? Расскажи о них.

Ну, понятное дело, что холодная война оставила массу стереотипов как у американцев, так и у русских. Я хорошо понимаю, что такое машина пропаганды. Но, знаешь что, все это полная лажа. Нужно выкинуть эти стереотипы в ближайшее мусорное ведро. Мы же образованные люди. А по-настоящему, я слышал о России только хорошие вещи. Мой друг Джеймс Пэнтс (соратник Дэмиона по лейблу Stones Throw) рассказывал мне, что отыграл один из лучших концертов в своей жизни у вас в Москве. И он сказал, что таких чутких и открытых для экспериментов людей, как русские, еще нужно поискать. Ну, а вообще, этот постоянный дележ и галдеж про русских, китайцев и черных меня достал. Я еще раз повторю свое правило: «Уважай людей, и люди будут уважать тебя».